Кто-кто? Лисонька в пальто!

       Долго же Лисоньке пришлось разнашивать туфельки, чтобы одеть их весной, когда солнышко подсушит дорожки к детскому садику. Увидев страшные пузыри на пятках, мама заохала и,  предупредив, что будет больно, накалив иголку - проколола их на обеих ногах. А потом, растерев стрептоцид в порошок, присыпала Лисонькины пяточки и обмотала бинтами, как раненного бойца. Визгу, как ожидалось, не было, ещё ждали её конфеты и мандарины из новогоднего подарка. А потом: все в доме баловали перевязанную девчонку и она гордилась перед братом, что и у неё теперь есть раны, до самой ночи...

        А разнашивать-то туфли надо... Ближе к весне папа намочил одеколоном "Шипр" носочки и сказал:

       - Ну-ка, давай, одевай туфлёшки, разнашивай.

       - Мокрые! - взвыла Лисонька. Про запах одеколона она вежливо промолчала. А ведь как она любила целовать папку в щёку после бритья, он всегда так вкусно пах "Шипром"... Но сейчас, вышагивая по ковровой дорожке, в зале, под чудную песню про весну  на пластинке, она задыхалась, но терпеливо ходила туда-сюда. Когда одеколон высыхал , отец деловито  смачивал носки и снова начинались круги адской боли в ногах под музыку, которая уже не радовала...Весна идёт...Весне дорогу...Как бы не так, ходи тут, весна-то идёт....

       - Хватит, Михаил,- взмолилась мама,- Опять будут мозоли, сам знаешь, сколько лечили.

        А лечили мозоли долго оттого, что девчонка была по природе своей - Сова, долго не спала и,  дождавшись пока все уснут, разматывала бинты и, с большим удовольствием, отдирала уже подживающие ранки. Ох и  чесались, эти вавки  неимоверно)))

        - Ну, принимай, Лисонька-Мурысонька! - пахнув свежим воздухом из дверей, ввалился с чемоданом, из командировки папка.

       - Я вам подарки привез!

       - Визгу-то, визгу!  Потише, дети! - мама, сияя глазами, наблюдала за нами, наряжавшимися в обновки. Отталкивая друг друга  от  зеркала,  мы не могли налюбоваться собой - костюм у брата был, как у взрослого, только брюки длинноваты...

        - Да! Мама подошьёт, завтра в школу в нём пойду!

       - Как папа угадал:  т-а-к-о-е  пальтишко - оранжевое!  А шляпка из фетра! Какие чудные, ребристые краюшки, отогнутые вверх, да ещё и с выдавленным мелкими дырочками рисунком цветочка -  тоже оранжевая! У меня и платьице есть такое, с Нового года не одеванное!

       Снять невозможно такую красоту и девчонка, раз за разом, заходила к маме с папой в кухню, делая вид, что по делам, хотелось услышать в очередной раз от захмелевшего папы:

       - Ой, это кто такой красивый пришёл?

       - Кто-то? Лисонька в пальто! - гордо и деловито отвечала важничая  девица, проходя мимо них,  кивая и возвращаясь к зеркалу в коридор.

       Утром, провожая свою девочку в детский сад, не одевшись,хотя было морозно ещё, налегке,  ежась в домашнем халатике,   мама глядела на свою Лисоньку и не могла нарадоваться: такая прыгает солнечная, ладненькая. Дорожка в детский сад, после столовой, поднималась в горку и она, обычно,  добегала до него  в несколько минут. Мать всегда видела, как  взлетает её чадо быстро по тротуару и  заходит  в дверь...Но почему-то дочери  не было на этой дорожке. Сердце  сжалось от дурного предчувствия...

       - Господи! Где же она?! - вбежав в дом, на ходу одевая пальто, зашептала женщина. Шла быстро, потом уже побежала, глядя по сторонам.

       - Нет нигде, где же? - в глазах стояла её Лисонька, скачущая по тротуару вдоль продснабовского забора, удалающаяся оранжевая шляпка девчонки... Женшина торопливо пробежала по соседским дворам: одному, второму..

       - Господи!  Неужели в столовую пошла! - со страшной тревогой она взбежала на высокое крыльцо, распахнув настежь заднюю дверь столовой.  Оглядывая помещение, не находя взглядом дочь, посмотрела на испуганно-удивленных женщин, полушёпотом:

       - Моей не было? - с надеждой выдохнула она.

       - Нет...Ой, а что, куда делась? - забеспокоились все. Молча она рванула к выходу и, случайно, уже стоя  на крыльце, уронила взгляд вниз, в бочку для стока дождевой воды. На неё смотрели вытаращенные  два зелёных глаза Лисоньки, держащейся за края бочки ручонками.

        - Ой, Господи! Что же это такое!

        - Что-что? Конь в пальто! - заорала благим матом девчушка, мокрая, вся в ржавых пятнах и в каких-то тёмно-зеленых, скользких, вонючих ошмётках тины по краям обвисшей шляпы. Мать одним движением, за шкирку,  выдернула из этой жуткой ловушки воющую, уже диким ором, дочь. С неё лились потоки ржаво-зелёной  болотины.

       - Пошли домой! Кому сказала,  быстро! Быстро, я сказала! Ещё простыть не хватало! - Ух, ветром рванула она домой вперед мамы, с диким ужасом предстоящей трёпки так, что пятки сверкали, оставляя мокрый след за собой.
       Краем уха услыхала возмущенно-угрожающее мамино:

       - Конь в пальто! Обнаглела совсем, понахваталась улицы , ну, ничего-о-о-!

       Одежду девчонка скинула раньше, чем пришла мама и успела нахлобучить на себя отцовский полушубок, решив, что через него не так будет больно бить ремень. В ужасе представляя, как мама будет и брата ругать за неё, улицы же понахваталась... Но мама многозначительно молчала...Понятно было, что не стоит и Лисоньке рот разевать, поэтому она, скинув шубейку,  торопливо влезла в бак с горячущей водой и горчицей, когда мама пальцем указала ей её место, молча укуталась пуховым одеялом, которое принесла и бросила рядом  мама.  И... Пре-е-е-ла...До одури, до темноты в глазах...

       - Как банный веник запаривает меня, - ворчала про себя девчонка, горестно думая, что пальтишко и шляпка, платье Лисоньки, и туфельки выброшены на веранду мамой. Уже после пропарки, горячего чая с малиной, под укоризненное мамино молчание, она обреченно пошла в расправленную постель - спать.

       - Утром-то! Вот ещё, буду я спать! - лежала и переживала девчонка, прокручивая своё утреннее приключение.

        Как славно было скакать по тротуару, солнышко светило ярко, счастье переполняло её, колокольчиком звенело сердечко.

       - Сейчас как прийду, Лисонькой, все в садике ахнут, какая я красивая. Ой, там бочка с водой есть, пойду посмотрюсь ещё раз!  

       Как-то она уже заглядывала в это зеркальце из воды, так было хорошо видно себя! Как было смешно, когда тронешь своё отражение - сразу от ряби на воде становишься кривой, дребежжащей. Но в этот раз в бочке было не так много воды, наполовину. Лисонька подпрыгнула, подтянулась на руках и....

       Вниз головой бултыхнулась, туда, в зеркальное своё отражение... Побарахтавшись в скользкой, такой вонючей жиже, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь ногами и руками - поняла, не получится вылезти. Кричать было стыдно, а холод начинал понемногу сковывать её, ночами же подмораживает  вовсю. И, поскуливая тихохонько, она барахталась, чтобы ухватиться за края бочки, хоть глоточек воздуха вдохнуть. Из последних сил, мёртвой хваткой нашла край... Вдруг она, услышала шаги, они приближались и...

     Мама влетела на крыльцо, широко открыв дверь столовой... Дверь пролетела с диким скрипом над головой, едва не ударив девчонку, если бы не нырнула, попала бы под полный расчёт. Снова и снова, царапаясь из последних сил, она, выплывая из жижи, схватилась-таки за края бочки! И та-а-а-кая в ней была злость на себя, красивую, что она в ответ,  на возглас   мамы, заорала:

       -Кто-кто? Конь в пальто!

       Проплакала горестно в подушку с полчаса, понимая, что так кричать на маму - безнаказанно не пройдёт. Да ещё представив, что вот, когда она умрёт, все будут по ней плакать, девчонка сладко уснула.

       Брат, пришедший со школы, увидев мокрую кучу испорченных вещей на веранде, кивком, молча, вопросительно глянул на неё. Увидев в ответ испуганные, зареванные зелёные глазищи, ушёл...Молча  ушёл в свою комнату. В доме зависла тревожная, предгрозовая тишина...

       Вечером, когда мама, в ответ на вопросительный полукивок отца, посмотревшего на кучу мокрой одежды в тазу, сердито и тихо сказала:

       - Разговаривай сам со своей дщерью,- Лисонька, чутко слушая каждый шорох,  поняла, что дело переходит в серьезный оборот, мама так страшно её никогда не называла ещё! Дщерь, почти как зверь... Да и не разговаривает с ней целый день. Да что с ней? С братом, притихшим, как перед грозой, а теперь и с папой - это уже из ряда вон...

      Ох! Как она умела молчать,мама моя. Порой неделями...Как бы ты не заглядывала в глаза, что бы ты не делала, даже полы мыла и посуду - молчит и всё...Виноватущей себя чувствуешь...

       - Тягостней этого не было ничего, мамочка моя, милая...

       Тихо, горестно там, в груди,  девчонка взвыла, с ужасом ожидая решения своей судьбы - разговора с отцом.

       - Ну, и что мы делали в бочке? - деловито осведомился папа, присаживаясь на диван.

       - Откуда он знает? - пронеслось молнией в голове, от переживания пересохло во рту и совсем забылось, что есть в доме телефон, в конце-концов...

       - В воду смотрелась, как булькнулась, а там холодно, склизко, - затараторила Лисонька, глядя папе в глаза напряженно, слезы катились уже сами по себе, только успевай их смаргивать...

       - Ну, и как? Красивше некуда?! - спросил, сдерживая смех,  отец. - Рассказывай, давай!

       Захлебываясь от нахлынувшей признательности, что хоть кто-то с ней разговаривает сегодня, девчонка, обхватив папку ручонками, жарко дыша от температуры ли, волнения ли, шепча, по-секретному -  на ухо, стала рассказывать что с ней произошло. Отец сначала только посмеивался, а потом, когда зашла мама в комнату и вставила:

        - Такие две вытаращенные плошки у неё были, как у водяной! Вся в тине зеленой! Русалка, понимаэшь! - уже в полный голос, до слёз хохотал...

Лисоньке, конечно, было обидно, но она тоже начала смеяться над собой, так заразителен был смех у папки. И страх, и чувство вины - ушло куда-то...Стало так легко! Смеялась, представив себя в бочке, всю в тине - колокольчиком заливалась! Брат заскочил в комнату, обрадованный, что всё так легко разрешилось, он уже собирался оборонять эту кикимору, закрывая её своей грудью от отцовского ремня, а тут так всё славно, смешно вышло.

        - Летом надо сестрёнку учить плавать, слышь, старшой, а то не ровен час, притонет опять где-нибудь. Видишь, русалка какая растет,- опять засмеялся папа.

       Все опять с ней, все любят...Брат присел рядышком, прижался к отцу тоже. Буря  миновала...

      - Мама перекрасит пальто и платье, шляпку тоже в бордовый цвет, она так сказала! Так что ты теперь будешь не Лисонькой-Мурысонькой...Эх, туфли-то опять разнашивать, что ли?

       Погладил по голове, похлопал успокаивающе по спинке...Прижал к себе...Помолчали... Грустно так стало,  жалко пальтишко было и шляпку, а туфли-то? Снова мокрые носки с Шипром одевать? Но плакать уже совсем не хотелось.

       - А кто я теперь буду тогда?

       - А моя вишенка-черешенка! Устраивает? Будешь вишенкой? - кивнула в ответ:

       -Буду!

       Как, всё-таки, мог успокоить и поддержать меня мой дорогой папка!

Дорогие мои друзья, нажимаем на кнопочки, поделитесь с друзьями в социальных сетях

Моя страничка на Яндекс-Дзен