ИННОКЕНТИЙ СИБИРЯКОВ -«НЕПРАВИЛЬНЫЙ» МИЛЛИОНЕР
Добрый день, дорогие друзья моего сайта!
В предыдущей статье я писала о полярном исследователе – Александре Сибирякове, но не менее удивительна судьба его брата - Иннокентия Михайловича Сибирякова.
Иннокентий Михайлович Сибиряков родился в городе Иркутске в семье крупного золотопромышленника и капиталиста. Вся его жизнь, казалось бы, должна была определиться этим фактом. Юность в неге и роскоши не испортила его, он с детства привык своим чутким сердцем переживать и горе, и нужду других, и твердой рукой поддерживать обездоленных и отчаявшихся. Мы можем сказать, что богатство в этом случае нашло достойного владельца. Учась в Петербургском университете, он более чем в других преуспел в науке милосердия, помогая бедным студентам окончить курс и получить достойное место. И, кто знает, скольких раскольниковых удержала его рука и скольким она напомнила о вечных ценностях.
Надо отметить, что Сибиряковым принадлежит особое место в истории России. Купеческий род Сибиряковых был известен в Иркутске с начала XVIII века. Отец Иннокентия, Михаил Александрович, был купцом I первой гильдии, совладельцем золотых приисков, винокуренных заводов, Бодайбинской железной дороги, пароходства.
Старший брат будущего афонского монаха, вошедший в историю освоения севера, как меценат и полярный исследователь – Александр Сибиряков.
И младший брат старался подражать ему, помогал Томскому университету, Восточно-Сибирскому отделению Российского географического общества. Высшие женские курсы получили от него в дар около 200000 руб. Иннокентий Михайлович способствовал изданию произведений многих русских классических и современных ему авторов. На его средства изданы «Сибирская библиография», «Русская историческая библиография» и др., открыта в 1887 году публичная библиотека в Ачинске, снаряжена экспедиция в Якутию.
В начале 80-ых годов в Петербурге развил бурную лекционную деятельность Петр Францевич Лесгафт. Он читал лекции по анатомии, гигиене, физиологии, и сотни слушателей стремились на эти лекции. На лекциях присутствовал бледный молчаливый чернобородый человек. 24 августа 1883 года он подошёл к Петру Францевичу и предложил ему 200000 рублей золотом на строительство ставшего затем знаменитым института. Это был Иннокентий Михайлович. Перед тем, как покинуть мир, Иннокентий Михайлович отдал 420 тыс. рублей для выдачи пособий приисковым рабочим в случае увечий и других несчастий.
Как ни странно, поездка по Европе не приближает его к западному образу жизни, но заставляет ещё увереннее двигаться по намеченному пути. «Какой поразительный контраст! Сотни богатых людей едут за границу для удовольствия; привозят домой массу багажа; нахватавшись модных мыслей, начинают сеять у себя, на родине, смуты, безбожие, анархизм, или стараются умножить и без того многие капиталы, эксплуатируя чужой труд;
— Сибиряков, путешествуя по свету, учится христианской философии, открывает суету жизни, видит страдания честных, любящих Бога людей, решается идти навстречу тем, кто обездолен судьбой и, как в этом деле, так и в общении с Богом, в молитве, думает найти утешение скорбящему духу», — пишет его жизнеописатель.
«Как человек пуст в своей жизни, как ничтожны все его потребности, обусловленные одной наживой: как жадно всё человечество в своём стремлении к богатству?! Но что оно нам приносит… Одно грустное разочарование. Вот я – миллионер, моё «счастье» должно быть вполне закончено. Но счастлив ли я? Нет. Всё моё богатство в сравнении с тем, чего жаждет душа моя, есть ничто, пыль, прах…», — так говорил Иннокентий Михайлович после своего возвращения из Европы.
— А между тем все человечество стремится именно к достижению богатства.При помощи своих денег я видел мир Божий — но что из всего этого прибавило к моему собственному счастью жизни? Ровно ничего. Та же пустота в сердце, то же сознание неудовлетворенности, то же томление духа… Как это случилось, думал я, что в моих руках скопились такие средства, которыми могли бы прокормиться тысячи людей? Не есть ли это достояние других людей, искусственно перешедшее в мои руки? И я нашел, что это именно так, что мои миллионы — это результат труда других лиц, и чувствую себя неправым, завладев их трудами».
«Помогите, я страшно богат, — пишет он Льву Толстому, чьи издания также спонсировал с подачи брата Константина. — Чем больше я раздаю, тем больше ко мне приходит!» — ведь золото добывалось своим чередом.
С этого времени Сибиряков начинает предпочитать вояжам паломничества, больше давать денег в церкви, а поток просителей в его квартирке (весьма аскетической: адресные книги Санкт-Петербурга свидетельствуют, что он снимал квартиры, предназначенные для людей среднего достатка) становится наводнением: бывали дни, когда Иннокентий Михайлович принимал до четырехсот человек, у него почти не оставалось личного времени, и пришлось организовать особое бюро, через которое он раздал нуждающимся миллионы рублей.
Очевидец вспоминает: «Кто только из столичных бедняков не был у него в доме на Гороховой улице, кто не пользовался его щедрым подаянием, денежной помощью, превосходящей всякие ожидания! Дом его обратился в место, куда шли алчущие и жаждущие. Не было человека, которого он выпустил бы без щедрого подаяния. Были люди, которые на моих глазах получали от Сибирякова сотни рублей единовременной помощи… Сколько, например, студентов, благодаря Сибирякову, окончило в Петербурге свое высшее образование! Сколько бедных девушек, выходивших замуж, получили здесь приданое! Сколько людей, благодаря поддержке Сибирякова, взялось за честный труд!»
«У Иннокентия Михайловича был период, — пишет еще один его современник, — когда он рассуждал так: “Если просят, значит, нужно: если можно дать, то есть если имеются средства, то и нужно дать, не производя розыска”». «Человек необыкновенной доброты, он никому не отказывал в поддержке, а вследствие его исключительной скромности многие из облагодетельствованных им не знали, кто пришел к ним на помощь», — свидетельствуют о благотворителе те, кто трудился рядом с ним.
И снова — чего только не говорили о нем за глаза! Революционная интеллигенция полагала, что он ударился в мистицизм оттого, что понимал «недостаточность» своих жертв для народного блага, а петербургский градоначальник Валь рапортовал наверх, что, раздавая деньги бесконтрольно, он может поддержать революционеров; его обвиняли и в скупости, и в расточительности, и в религиозной экзальтации; этнограф Ядринцев, чьи издания и экспедиции Сибиряков финансировал несколькими годами раньше, не скупился на язвительные эпитеты, — и все сходились на том, что Сибиряков не может действовать самостоятельно, он постоянно находится под чужим влиянием.
Андреевский Собор-самый крупный на Афоне, вмещающий 5 тыс. человек, построен на средства Сибирякова. Сейчас он реставрируется.В начале ХХ века за грандиозные размеры его называли "Кремлем Востока"
Иннокентий Михайлович не был создан для семейного счастья: ещё в юности, его так поразила измена невесты старшего брата Александра, что он отверг для себя возможность счастливого супружества. И он с каждым шагом всё увереннее приближается к афонской цели. Видимо, именно в этот период жизни он попадает на Петербургское подворье Свято-Андреевского скита. В те годы настоятелем подворья являлся архимандрит Давид — личность необычная и весьма примечательная. Ему предстоит сыграть огромную роль в жизни Сибирякова.
Мы не знаем всех подробностей этого знакомства, но именно о. Давид окончательно утверждает о. Иннокентия в намерении стать афонским монахом. Причём делает это косвенным путём, не словами, а примером. О. Давид не сразу решается стать духовником миллионера, и, тем более, не было у него стремления подтолкнуть Сибирякова к этому выбору. Наоборот, о. Давид пытается показать Иннокентию Михайловичу все сложности монашеской жизни, для чего они предпринимают совместную поездку на Афон.
В ходе этой поездки произошло знаменательное событие. В Андреевском скиту 25 лет строился собор, но строительство двигалось чрезвычайно медленно за неимением средств. В таком же состоянии находилось строительство больничного корпуса с храмом святителя Иннокентия Иркутского. Не лишена интереса история, связанная с этим храмом. В 1868 году Андреевский скит посетил епископ Александр Полтавский. Братия, пользуясь таким случаем, попросила его заложить церковь во имя Казанской иконы Божией Матери. Это было совсем неудивительно, так как именно в день празднования этой иконы был открыт в 1849 году Андреевский скит. Но каково же было удивление игумена и братии, когда умудрённый большим жизненным опытом епископ, которого современники называют «славным защитником Соловецкого монастыря во время крымской кампании», вдруг отказался закладывать на этом месте храм в честь иконы Божией Матери, и положил основание храма в честь иркутского святителя. Когда же старцы стали ему возражать, то владыка сказал, что Бог пришлёт из Сибири благодетеля, соимённого этому святителю, что и сбылось, правда, намного позже. Легко догадаться, что больничный корпус с этой церковью и был вскоре воздвигнут соименным святителю благодетелем.
Но этому предшествуют весьма неприятные события в жизни сибирского мецената. Иннокентий Михайлович горячо принимает призыв Господа Иисуса Христа, отвергнутый евангельским юношей (Мф. 19, 21), и начинает с излишней поспешностью избавляться от своего богатого имения. Конечно, нам известны далеко не все благодеяния Сибирякова. Известно, например, что в один из нижегородских монастырей он пожертвовал 150.000 рублей. Казалось, деньги стали для него омерзительными и он начинает с ними титаническую борьбу, но капитал его так велик, что он не может одолеть своего противника. Это поспешность едва не приводит его к катастрофе. Однажды, войдя в Знаменскую церковь, что на углу Невского проспекта и Знаменской улицы, он протянул стоящей на паперти монахине серебряный рубль. Та, привыкшая к милостыне в несколько мелких момент, умилилась и на глазах жертвователя, опустившись на колени, стала молится перед образом Божией Матери «Знамение».
Эта сцена тронула Иннокентия Михайловича, он тут же спросил у монахини, из какой она обители и где живёт в Петербурге. На следующий день Сибиряков явился по указанному адресу и передал сборщице все свои наличные деньги, которых у него оказалось на тот момент около 190 тыс. рублей. Та пришла в ужас от этой суммы и не смогла принять её беспристрастно на нужды монастыря. Возникли какие-то подозрения, и она заявила об этом случае в полицию. Дело было предано огласке, началось следствие, и, увы, родственники Иннокентия Михайловича нанесли ему тяжёлую рану, заявив о его невменяемости. Дело перешло в суд. Суд признал миллионера «в здравом уме и твёрдой памяти», и указанная сумма по праву перешла в Угличский женский монастырь.
После этого Иннокентий Михайлович выбрал единственно правильный путь для своей благотворительности: он передал колоссальную сумму своему духовнику Давиду для завершения работ на подворье и на строительство собора апостола Андрея Первозванного на Афоне – 2.400.000 руб! . Вместе с тем, после такой неприятной реакции некоторых его родственников Иннокентий Михайлович твёрдо осознаёт, что монашество единственно приемлемый для него путь, и в 1894 году он поступает на Андреевское подворье в Петербурге. Родные начинают ему противодействовать с новой силой. Пытаются отвлечь его от иноческой или хотя бы удержать его в одном из российских монастырей. Но все их попытки были тщетны, и 1-го октября 1896 года, в возрасте 35 лет, Сибиряков принимает постриг в рясофор и в тот же день отправляется на Афон. Скинув мирской костюм, примеряя монашеский подрясник, он произнёс знаменательные слова: «Как хорошо в этой одежде! Нигде не давит! Слава Богу! Как я рад, что в неё оделся!».
Особенно привлекает о. Иннокентия безмолвная жизнь иноков. Он ищет уединения. Возможно, на него повлиял пример известного подвижника Андреевского скита молчальника Андрея, подвизавшегося неподалёку от скита. Иннокентий берёт благословение у игумена скита и строит недалеко от скита маленькую келью с храмом в честь великомученицы Варвары и преподобного Михаила Клопского, небесных покровителей его родителей. Там он поселяется вместе со своим духовным отцом, архимандритом Давидом, с которым он теперь связан неразрывно. Поэтому ему на краткое время приходится вернуться в Петербург, так как о. Давид снова назначается настоятелем подворья. Трудно было покидать афонское уединение, но скоро его духовный наставник вновь возвращается на Афон и с ним о. Иннокентий. На этот раз уже навсегда. Там он вскоре принимает постриг в мантию с именем Иоанн, а затем и в великую схиму опять с именем Иннокентий .
На сорок первом году жизни о. Иннокентий, недолго поболев, переселился в обители вечные. Это произошло 6 ноября 1901 года. Удивительный короткий и прямой путь пришлось пройти русскому миллионеру. Братия монастыря отмечала, что на Афоне о. Иннокентий проводил строго постническую и аскетическую жизнь. Нельзя не удивляться, как человек, с детства приученный к изысканным блюдам, питался грубой монастырской пищей наравне со всеми монахами, в большинстве своём выходцами из крестьянской среды. Человек, окружённый с детства шумным светским обществом, едва ли когда-либо знавший одиночество, проводит затворническую жизнь в келье, отдавая всё своё время молитвам и чтению душеполезных книг. Это была не игра в монашество, а самое настоящее монашество в его высшем выражении. Это было не подражание древним, а древний патерик, прочитанный в наше время.
Никогда и нигде не позволил себе выделиться среди остальной братии строитель одного из самых больших соборов в православном мире, вмещавшего 5.000 человек . В 1900 году совершается освящение собора, слышится множество благодарственных речей. Только не слышим мы ни одной похвалы в адрес главного ктитора-схимонаха Иннокентия. Этот человек умер для мира, и похвала чужда для его слуха. Даже о кончине его сообщали скупые телеграфные строки. И только в десятилетие кончины его воспел афонский инок, которому довелось знать этого человека.
Важно заметить, что афонская монашеская жизнь того времени знала иные примеры. Они характерны для греческих штатных (идиоритмических) монастырей. В них каждый вкладчик получал соответственную его вкладу честь. Это создавало неравенство в монашеской среде. Богатые вкладчики имели по несколько комнат, и даже своего рода прислугу из числа бедных монахов. Вся жизнь Иннокентия Михайловича была отвержением подобного неравенства. Но по его смерти братия воздала своему благотворителю достойную честь, похоронив его рядом с основателем скита иеросхимонахом Виссарионом.
В сообщении о кончине бывшего миллионера в журнале Пантелеймонова монастыря «Душеполезный собеседник» прекрасно сказано словами Священного Писания: «О нём кратко и ясно можно так сказать: «…скончався вмале, исполни лета долга» (Прем. 4,13)»
В 1910 году российский журнал «Приходское чтение» писал о нем: «…Он столько сделал добра, что память о нем… останется у миллиона сибиряков» — и глубоко ошибся в прогнозе: это имя было прочно забыто в России. Видимо, сказалась не только цензура советского периода, не нуждавшаяся в «примере для капиталистов» (как его называл духовник), но и свойство человеческой психики вытеснять из сознания непонятное, не укладывающееся в привычные шаблоны. По крайней мере, «забывать» это имя стали задолго до революции: например, об освящении Андреевского собора тогда же были изданы брошюры и даже книги… но о Сибирякове в них не упоминалось.
В итоге в Греции его знают и любят больше, чем в России, а на Афоне давно почитают как святого — выкопанные по афонскому обычаю кости подвижника оказались янтарно-медового цвета, что афониты считают признаком святости. Бог даст, вернется память и к нам: с подачи действующего в Санкт-Петербурге Фонда им. Иннокентия Сибирякова в мае 2009 года Комиссия по канонизации Санкт-Петербургской епархии передала документы на прославление в Священный синод.
Источники :
http://sibiriakov.sobspb.ru/ros_i_afon/russk_afon/18troizk_insib.htm
Миллионер, меценат и полярный исследователь — Александр Сибиряков
Добрый день, дорогие друзья моего сайта!
Стремление открыть новые морские пути, которые бы соединили Северную Европу с Азией через северо-восточные регионы России, то и дело возникало у многих отважных мореплавателей. Долгие века умы англичан, голландцев и прочих жителей Старого Света будоражила эта идея. Однако и в XIV, и в XV веках десятки экспедиций либо погибали, либо возвращались назад, не достигнув заветной цели. В борьбе за северо-восточный путь иностранцы всегда терпели поражение. К XIX веку русское правительство потеряло интерес к полярным и дальневосточным исследованиям. И, уточним, если исследования Дальнего Востока хоть как-то субсидировались, благодаря влиянию святителя Иннокентия Московского, то гигантские просторы Дальнего Севера оставались на карте белым пятном.
Как и во всяком деле, отвечающем насущным нуждам Отечества, в стране нашлись люди, которые сознавали необходимость освоения северных регионов и не жалели своих сил и средств. Таким человеком стал Александр Михайлович Сибиряков, который глубоко понял стратегическую важность для России Северного морского пути. На протяжении полувека он практически в одиночку финансировал международные полярные экспедиции, постройку кораблей, портов, дорог, твердо веря в то, что регулярная северная навигация и возможна, и выгодна России!
Северный морской путь протяженностью несколько тысяч километров — это выдающееся по своей значимости географическое открытие, принадлежащее нашему великому соотечественнику Александру Михайловичу Сибирякову
А.М. Сибиряков. Художник А.И. Корзухин
Отважная деятельность первопроходца Александра Сибирякова, которой по праву могло бы гордиться Отечество, закончилась самым неожиданным и загадочным образом в конце XIX века. Никто из знавших его современников не поверил бы, что конец этой блистательной деятельной жизни будет протекать вдали от родины, почти в полной безвестности и крайней нужде. Спустя многие десятилетия почитатели памяти Иннокентия Сибирякова, младшего брата Александра Сибирякова, члены просветительского общества имени схимонаха Иннокентия (Сибирякова), изучая архивы, наткнутся на эту заметку и будут весьма заинтригованы ее содержанием. Там было сообщение о том, как поздней осенью 1933 года на лазурном побережье Ривьеры, на русском кладбище возле Ниццы, хоронили одинокого старика с русской фамилией. Присутствовавший на похоронах корреспондент газеты «Свенска Дагбладет» писал в номере от 8 ноября 1933 года: «Это были странные похороны. Когда пришедшие подошли к небольшой белой часовне на русском кладбище, расположенном на красивом пригорке за Ниццой, они посмотрели друг на друга - никого, кроме них четверых, на похоронах не было. Присутствовали - шведский консул в Ницце Баргтрен, директор бюро путешествий «Нордиск Вояж» Перссон, хозяйка гостиницы, где жил умерший, и ваш покорный слуга, корреспондент газеты «Свенска Дагбладет». Они молча стояли под ослепительным солнцем и ждали. Но в конце концов поняли, что ни один из 50 000 соотечественников усопшего на Ривьере не пожелал обеспокоить себя появлением на похоронах. Шестеро пожилых мужчин в серых блузах подняли некрашеный гроб и понесли вверх по склону. Пожилой русский священник расстелил над гробом потрепанное покрывало с желто-голубой вышивкой, шведский консул положил в изголовье венок с желто-голубой лентой. Священник, улыбаясь, поблагодарил четверых пришедших на похороны. Хозяйка гостиницы со слезами на глазах спросила, что же пожилой русский господин сделал плохого, раз соотечественники его забыли. Консул ответил, что он ничего плохого не сделал. Но с годами он стал одиноким и бедным, а был одним из самых богатых людей в своей стране...» Так завершил свой жизненный путь почетный гражданин России, член научного и литературного общества города Гетеборга, почетный член Шведского общества антропологии и географии, кавалер ордена Святого Владимира III степени, почетный гражданин Иркутска, член-корреспондент Общества военных моряков, кавалер ордена Полярной звезды, почетный член германского общества северополярной экспедиции города Бремена, кавалер французского ордена «Пальмовая Ветвь». Его именем был назван остров в Енисейском заливе и ледокол «Сибиряков», совершивший в 1932 году первое сквозное плавание в одну навигацию Северо-восточным морским путем из Архангельска через Берингов пролив.
Александр Михайлович Сибиряков Эта заметка вызвала множество вопросов у членов общества схимонаха Иннокентия (Сибирякова), на которые, по всей видимости, никто не ответил в течение 80 лет: почему русского исследователя, ученого с мировым именем, хоронят шведы? Почему в Большой советской энциклопедии неверна дата смерти? Кому была выгодна и нужна фиктивная смерть ученого? Действительно ли он похоронен на кладбище Кокад и где его могила? В первую очередь послали запрос во Францию, настоятелю Никольского храма, при котором находится кладбище Кокад. Затем обратились к нашей соотечественнице, члену общества Иннокентия Сибирякова, - Наталье Фумеро-Дудоладовой с просьбой разыскать и документально подтвердить место нахождения могилы Сибирякова. Старосте кладбища, с которым встретилась Наталья, имя Сибирякова ни о чем не говорило. В старых записях нашлись указания номера и места могилы Александра Сибирякова. Когда она была найдена на огромной территории, Наталью переполняли эмоции! В могиле Александра были ещё четыре захоронения родственников Федора Шаляпина. Событие происходило летом 2009 года, а 8 октября юбилей русского исследователя (160 лет со дня рождения) отмечен возложением на его могилу венков от имени Общества схимонаха Иннокентия (Сибирякова) и Российской Арктической академии, а также была отслужена поминальная лития.
Так впервые, через 80 лет забвения, была отдана дань памяти великому русскому ученому его соотечественниками. ...А история поисков только начиналась. Вот что мы собрали и систематизировали за три года. Из этих материалов стал очевиден ответ на второй вопрос, почему шведы хоронили Сибирякова. Александр Михайлович Сибиряков, скончавшийся 2 ноября 1933 года в больнице Пастера (г. Ницца), судя по свидетельству о смерти, умер в одиночестве. Документ о его кончине оформляли не родственники, а шофер Луи Эрстье.
Из мемуаров тех лет стало известно, что Сибиряков был бедным стариком, носившим потертую одежду, питавшимся более чем скромно. Точно известно, что никому из интересующихся героическим плаванием ледокола «Александр Сибиряков» этот старик не сказал, что он и есть тот самый Сибиряков. Впрочем, удивительная скромность этого человека поражала его современников даже тогда, когда он был миллионером. Поэтому трудно обвинить кого-либо из многочисленных русских жителей Франции, что они не пришли проводить его в последний путь.
А в это время имя Сибирякова на его Родине было очень популярным: в 1932 году названный в честь якобы уже умершего мецената ледокольный пароход впервые прошел весь Североморской путь за одну навигацию. Подвиг сибиряковцев высоко оценен: ледокол был награжден орденом Трудового Красного Знамени, награды получили руководители экспедиции - капитан Воронин, научный руководитель и все участники всемирно известного похода. Александр Михайлович, живший в это время во Франции, не мог не знать об этом событии.
Александр Сибиряков родился 26 сентября (8 октября) 1849 г. в Иркутске. Он принадлежал к седьмому поколению одного из самых древних, богатых и влиятельных родов Сибири, который вел свое происхождение от крестьянина Устюжской провинции Архангелогородской губернии Афанасия (около 1676-1754). Отец Сибирякова был купцом 1-й гильдии, совладельцем винокуренных заводов, богатых золотых приисков, Бодайбинской железной дороги, пароходства. Под конец жизни его состояние оценивалось в 4 миллиона рублей. Мечтой жизни Александра было исследование Севморпути с тем, чтобы сделать из него такую магистраль, на которой держалось бы снабжение Арктики и Сибири, осуществлялось поступление северного товара на мировой рынок.
Видимо, знал Сибиряков и другое - то, что на Родине его забыли и уже давно, еще до революции, похоронили. Дата и место его смерти (1893 год, Иркутск) были обозначены во всех энциклопедических словарях и позже перекочевали в Большую советскую энциклопедию. Вероятно, иркутское купечество не больно жаловало своего земляка за его ученость и независимое мышление, что и навело их на мысль так жестоко «пошутить», похоронив Сибирякова при жизни.
Можно представить, какие горькие чувства в это время одолевали oдинокого старика, жившего на пенсию в 3000 крон, назначенную ему в 1921 году шведским риксдагом. Небольшая пенсия была спасением для Сибирякова, она продлила ему жизнь. Председатель Шведского географического общества профессор Хессельман с трудом нашел в Ницце обнищавшего старика, бывшего самым крупным меценатом России в области арктических исследований, бескорыстно субсидировавшего несколько шведских полярных экспедиций.
В Швеции в 25 лет он познакомился с известным геологом и полярником Нильсом Норденшельдом и увлекся его планами по изучению Севморпути. В дальнейшем всю свою жизнь Сибиряков связал с поиском наиболее удобных путей к освоению Сибири и Дальнего Востока. Он понимал, что без Севморпути сибирские крестьяне не смогут выйти со своим дешевым зерном на внешний рынок и получать необходимые изделия из металла (три существовавших в то время в Сибири «железоделательных» завода не могли удовлетворить и десятой доли потребностей).
Из книг Норденшельда известно, что юный Сибиряков помогал ему информацией о Сибири, которую он собирал, изучая историю плаваний в Арктике за многие годы. В 1875 году, благодаря поддержке молодого мецената, Норденшельд на шхуне «Превен» совершает плавание из Норвегии на Енисей. Тем самым шведский полярник доказал, что к началу августа на пароходе можно достичь устья великой сибирской реки и в тот же год вернуться обратно в Европу с сибирскими товарами.
На спонсорские цели Сибиряков пожертвовал часть средств, которые они с братом получили от отца, ставшего крупным золотопромышленником и совладельцем Прибрежно-Витимской золотопромышленной компании, одной из крупнейших в Сибири. Первые шаги Сибиряков предпринял сразу же, как только получил наследство. Он начал с содействия освоению Северного морского пути, продолжив дело Сидорова, благодаря трудам и средствам которого в 1874 году шотландский капитан Уиггинс совершил первое плавание из Европы в устье Обской губы.
В 1875 году на средства Сибирякова Уиггинс вновь отправился в плавание, но поздно вышел в море и дошел лишь до острова Колгуев. Успешным было следующее его плавание в 1876-м, финансированное Сибиряковым и английским предпринимателем Гардинером: корабль, отплывший из Англии, прошел к устью Енисея и поднялся по нему вверх до места впадения реки Курейки.
Нильс Норденшельд
Но самым значительным было участие Сибирякова в организации знаменитой экспедиции Норденшельда по Северо-Восточному проходу и вокруг Евразии в 1878-1880 годах. Еще в 1875-м шведский мореплаватель получил от Сибирякова 25 тысяч рублей для дальнейших исследований в северных морях. По этому случаю Норденшельд писал: «Меня очень радует, что благодаря громадному пожертвованию А. Сибирякова я вижу свое путешествие в Берингов пролив обеспеченным в экономическом отношении».
В 1876 году он совершил плавание к Енисею, открыл остров в устье этой реки и назвал его "островом Сибирякова по имени горячего и великодушного организатора различных сибирских экспедиций этого года". Кроме основного судна «Вега» в состав экспедиции входил пароход «Лена», специально построенный в Швеции на средства Сибирякова и следовавший в устье Лены, и зафрахтованные корабли «Фразер» и «Экспресс», которые должны были доставить на Енисей европейские товары, а обратно в Европу - сибирский хлеб. Пароход "Лена" прошел 80 навигаций. В июле 1878 года началось сквозное плавание по Северо-Восточному проходу. При подготовке экспедиции большое значение имели сведения о Сибири и состоянии льдов в прилегающих к ней морях. Финансировали экспедицию Сибиряков, гетеборгский предприниматель Диксон и, как частное лицо, король Швеции и Норвегии Оскар II, причем на долю Сибирякова пришлось в целом около 40% всех расходов.
«Веге» пришлось зазимовать в Колючинской губе, не дойдя всего 100 миль до Берингова пролива. Зимовка продолжалась десять месяцев. Все это время в мире росло беспокойство за судьбу экспедиции Норденшельда, обсуждались планы помощи, рассылались телеграммы. Но реальные действия предпринял только Сибиряков. Находясь в Цюрихе, он поручил своему доверенному в Иркутске Гундерину найти место зимовки экспедиции и оказать помощь. Когда это не удалось, Сибиряков срочно построил в Швеции пароход «Норденшельд» и отправил его южным путем вокруг Евразии к берегам Чукотки. Пароход потерпел крушение около Японии, но был спасен. Экипаж не пострадал. А сам Александр Сибиряков самостоятельно совершил экспедицию по спасению шведского исследователя, но она потерпела неудачу. Он сделал не совсем удачную попытку пройти на пароходах «Оскар Диксон» и «Нордланд» из Скандинавии через Карское море в устье Енисея. В конце октября суда вмерзли в лед у берегов Ямала. Команде пришлось оставить «Нордланд» и на более сильном ледоколе «Оскар Диксон» пробиваться к цели своего путешествия. Но уже в 1,5 километрах от берега, у кромки ледяного припая, путешественники увидели ненцев, которые и доставили Сибирякова к Обдорску (ныне - г. Салехард). «Вега» же, как оказалось, не нуждалась в помощи; 20 июля 1879 года она прошла Беринговым проливом, а 24 апреля 1880-го вернулась в Стокгольм В то время как Санкт-Петербург чествовал Норденшельда, совершившего плавание по Севморпути и обогнувшего Евразию, того, кто должен был вместе со знаменитым полярником разделить триумф встречи, рядом не было. Спонсор экспедиции Норденшельда шел на оленьих упряжках к Обдорску и даже не знал, что шведский профессор находится в столице России. Завершил свое первое полярное путешествие Сибиряков в Тобольске 12 января 1881 года.
Сибиряков совершил немало самостоятельных арктических и таежных экспедиций. Попытки пройти через Карское море к Енисею, предпринятые им позднее на теплоходе «Оскар Диксон» (1880), а также снаряженными им экспедициями на корабле «Норденшельд» (1882-1885), оказались неудачными. Это привело его к решению остановиться на Печоре и через нее установить связь Сибири с Европой. Проекты такого соединения возникали уже не раз с начала XIX века. Соединение Оби с Печорой было только частью обширного плана Александра Михайловича по связи всех основных районов Сибири как между собой, так и с Европейской Россией и другими странами. Этот план сложился в результате предпринятых им нескольких экспедиций 1880-1890-х годов в различные районы Сибири и Дальнего Востока. В 1884 году он отправляется в новое путешествие на пароходе «Норденшельд» из Архангельска до устья Печоры, затем на речном пароходе поднимается вверх по реке, переезжает на оленях Полярный Урал. Далее спускается по реке Ляпин к Оби и Тобольску. Так им был открыт для перевозки сибирских товаров кратчайший путь с Оби на Печору, который позже был хорошо освоен и получил название «Сибиряковский тракт».
На 180-километровом тракте на средства Сибирякова было поставлено пять ямщицких станций, по нему до революции ежегодно перевозили сотни тысяч пудов различных грузов. Только в 1884-м по тракту было перевезено 20 тысяч пудов грузов, в 1888-м - 210 тысяч пудов. Тракт успешно действовал до 1898 года. Сибирские грузы вывозились в Печорский край, Мезенский уезд, на Мурманский берег, в Северную Норвегию, Данию. Для Печорского края эта дорога стала спасением: голод был здесь обычным явлением. Мука стоила 2 рубля 50 копеек за пуд, когда же Сибиряков начал доставлять туда хлеб, цены снизились вдвое, а в 1887 году - втрое. Жители называли Сибирякова «благодетелем всего Печорского края».
К сожалению, с постройкой железной дороги Печора-Лабытнанги Сибиряковский тракт был заброшен, сохранились лишь остатки - просеки 6-метровой ширины с участками, мощенными деревянной лежневкой. Имя Александра Михайловича постепенно стиралось. В 1880-х годах правительство усилило внимание к водным путям Сибири, но реальные результаты были невелики. Даже представители речной администрации нередко критически высказывались по поводу курса властей. Главная инициатива в деле освоения новых, более выгодных путей сообщения сосредоточивалась в частных руках. В связи с этим деятельность Сибирякова по освоению сибирских рек носила, несомненно, позитивный характер. Еще большую известность снискал он научно-практической деятельностью по изучению Сибири, главным образом, ее водных путей. «Там, где реки имеют громадные протяжения, как у нас в Европейской и Азиатской России, - писал он, - они, казалось бы, и должны играть в организме страны подобающую им роль...
Сибирь богата своими водными путями, стало быть, естественно предполагать, что наша задача состоит в том, чтобы ими воспользоваться как должно; если это необходимо, создать систему сообщений, имеющую своим выходом море... Наступило время подумать об этом». Но не только и не столько предпринимательской деятельностью снискал Сибиряков внимание и память сибиряков.
В 1893 году иркутский городской голова Сукачев, преподнося ему звание почетного гражданина Иркутска, говорил на заседании Думы: «Александр Михайлович проявляет особую сердечную отзывчивость как затратою личного почина и трудов своих, а равно громадными материальными жертвами в делах поднятия народного образования и религиозно-нравственного чувства в народе, а также в предприятиях, имеющих целью поднять и развить экономические силы на благо не только Иркутска, но и всего родного края - Сибири». В дело культурного развития, изучения и освоения Сибири он вложил более 1,5 миллиона рублей. Среди наиболее крупных пожертвований Сибирякова - взнос 200 000 рублей в 1880 году на строительство Томского университета, за что он был награжден орденом Святого Владимира III степени. Он приобретает для этого учебного заведения уникальное книжное собрание в 4674 тома из личной библиотеки Жуковского, с многочисленными маргиналиями, подстрочными переводами и дневниковыми записями.
В 1904 году, вслед за Дмитрием Менделеевым, он избирается почетным профессором Томского университета. До них этого звания были удостоены лишь император Николай II (1891) и министр просвещения граф Делянов (1892). А в 1909 году такой чести были удостоены известный географ Семенов-Тян-Шанский и академик Павлов. 50 000 рублей он жертвует на учреждение в Иркутске Высшего Технического училища (1882), 950 000 рублей - «на дела просвещения»: открытие народных школ, обустройство Томского университета (из них 50 000 рублей на проценты, с которых один раз в три года должна была присуждаться премия за лучшее историческое сочинение о Сибири. В 1899 году такой премии был удостоен историк Оглоблин за капитальный труд «Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592-1768)». В 1882 году он передал для ботанического и зоологического музеев университета коллекции, собранные экспедицией Норденшельда в полярных районах Сибири и Америки.
Он пожертвовал 800 000 рублей на создание и содержание четырех начальных училищ имени Кладищевой (своей сестры, умершей в возрасте 22 лет). Ранее, в 1876 году, он подарил Иркутской мужской гимназии скульптуру Ивана Грозного работы Антокольского и три полотна Айвазовского, до сих пор составляющие гордость Иркутского художественного музея. Публичной библиотеке - много ценных изданий на русском и иностранных языках (в том числе «Полное собрание летописей» и «Известия Географического общества» за несколько лет).
Он передал городу две пожарные машины, заново отстроил разрушенное пожаром здание приюта для бедных, созданного его отцом, участвовал в сборе средств для строительства нового театра, взамен сгоревшего. В 1882 году в сибиряковском доме открывается бесплатная народная школа на 80 учащихся, в 1884-м - Троицкое отделение школы. Всего же на устройство народных школ Александром Михайловичем пожертвовано 800 тысяч рублей. Значительные суммы перечислялись в фонд Общества вспомоществования учащимся Восточной Сибири и сибирякам, учащимся в Санкт-Петербурге. На Высших женских курсах в Петербурге существовало десять стипендий имени Сибиряковых и Кладищевой. В 1886 году Александр Михайлович жертвует 12 тысяч рублей типографии газеты «Сибирь».
Еще одна сфера его благотворительной деятельности - строительство и благоустройство церквей. Семь лет (1885-1892) в Иркутске, в Ремесленной слободе, на средства Александра Михайловича возводилась церковь во имя Казанской иконы Божией Матери, сохранившейся до сих пор. В Вознесенском монастыре он благоустроил главный храм. Подарил землю для строительства богадельни для вдов и сирот духовного звания, и два года (1896-1898) строились на его средства жилые здания для вдов и сирот лиц духовного звания - так называемая Тихоновская богадельня...
Итогом странствий неутомимого североведа стала его книга «О путях сообщения Сибири и морских сношениях ее с другими странами», вышла в 1907 году, после окончания Русско-японской войны, показавшей отсталость России и тяжело сказавшейся на социально-экономическом и политическом положении страны, том числе и ее восточных окраин. В ее основе лежат научные и публицистические работы ранних лет. Книга состоит из введения и семи глав, в которых представлены и детально описаны возможные в будущем маршруты путей сообщения Сибири. Она написана ярким, образным языком, свидетельствующим о литературном даровании автора. Монография изобилует меткими этнографическими наблюдениями, бытовыми зарисовками, предметными географическими описаниями. Многие мысли автора созвучны нашему времени. Сибиряков совершенно верно указывает на необходимость развития сибирской инфраструктуры, без которой не может быть дальнейшего развития богатейшего края. Отсутствие волоков и каналов в меридиональном направлении затрудняет внешние сношения России с Китаем. Он предлагает проложить водные каналы между Тазом и Туруханском, чтобы установить постоянный путь из Тобольска на Печору. «... И хотя есть Транссиб, - пишет Сибиряков, - но я по-прежнему остаюсь при убеждении, что лучшим соединением рек Оби и Енисея будет канал между Тазом и Туруханском». Он предлагает проложить железную дорогу на Северном Урале между реками Сосьвой и Илычом, что обосновывает в своей статье «О волоке между Сосьвой и Илычом», а также рекомендует построить канал по реке Мылва, соединяющий Печору с Вычегдой. Эта книга мыслилась автором не только как исследовательская работа, она явилась как бы концентрированной формой выражения его мыслей по проблемам «современного состояния Сибири, ее нужд и потребностей», о которых Сибиряков писал и которые пытался частично претворить в жизнь в ходе своей активной благотворительной, исследовательской и предпринимательской деятельности.
Книга стала в определенной степени реакцией сибирского предпринимателя на результаты войны, желанием привлечь в очередной раз внимание правительства к Сибири, к необходимости быстрейшего развития этого региона, укрепления его экономического потенциала не только в хозяйственных интересах, но и стратегических целях, учитывая растущую мощь Японии и Китая. Сибиряков выступает и как геостратегический мыслитель, пекущийся об интересах России. Причину поражения в российско-японской войне он видит, прежде всего, в том, «что царское правительство считало Сибирь сырьевой колонией, а колониальные войны, как это доказывает история, были для метрополий крайне обременительны и в высшей степени разорительны. Поэтому нам следовало бы снова ввести в Сибири особое устройство управления краем наподобие тех главных управлений Сибири (имеются в виду принципы автономного самоуправления, введенные при сибирском генерал-губернаторе Сперанском в 1822 году), но, улучшив их расширением прав и введением в них местного представительства на выборных началах, то есть создав в некотором роде общесибирскую Думу».
Этот проект и сегодня по-прежнему актуален, особенно после того, как указом Президента России от 22 сентября 1998 года был упразднен Госкомсевер РФ. В своей книге Сибиряков размышляет о будущем Сибири и на примере Аляски показывает, что «части Сибири, попавшие к соседям, осваиваются ими лучше, чем нами». Он призывает правительство не считать стремление сибиряков к самобытному развитию проявлением сепаратизма. «В Сибири все попытки возрождения, предпринимаемые со стороны местных жителей, рассматриваются обыкновенно начальством за проявления какого-то сепаратизма... Да и давно ли еще было время, когда мы на всю Сибирь смотрели как на какую-то громадную тюрьму, куда можно только ссылать преступников, распределяя их по местам отдаленным и не столь отдаленным!»
Интересно предложение Сибирякова и о железной дороге между Камчаткой и Европой ("...я указывал на наиболее удобное направление ее вдоль восточного склона Станового хребта, к Хабаровску"), об организации пути между Якутском и Охотском. О последнем пути, который сам неоднократно прошел, он пишет: «Если бы проведена была железная дорога, хотя бы узкоколейная, Май до Аяна, то значение порта (Аяна) еще больше увеличилось бы, и тогда из Якутской области открылся бы сбыт ее произведений и богатств на Амур, в Камчатку и Китай (особенно нетронутого леса Нелькана, по Челасину, Альдоме)». Аянский путь позволил бы, по мнению Сибирякова, открыть дорогу к богатствам Май с ее серебряно- и оловорудными месторождениями, запасами слюды около Юдомы и нефти возле Нелькана.
Сибиряков пишет: "Жаль, что такие пути, как Аянский, который открывает Якутской области через Охотское море сношения с Китаем, Японией, не говоря уже об устье Амура, остаются в столь долгом пренебрежении и на место хороших грунтовых дорог или железных, каких бы они вполне заслуживали, там все еще приходится довольствоваться какими-нибудь верховыми или оленьими тропами, по которым производились взаимные сношения у инородцев и прежде за сотни лет до нас".
Строительство БАМа задало иное направление развитию экономики Восточной Сибири и Дальнего Востока. Но кто знает, быть может, время реализации идей Сибирякова уже пришло? Сибиряков мыслил масштабно: нужно улучшить и реорганизовать не только экономическую базу Сибири, но и ее управление; предоставить сибирякам право самим решать многие жизненно важные вопросы. В данном случае он выступал сторонником реальной политики, децентрализации управления. При знакомстве с историей жизни Александра Сибирякова многих не покидает странное чувство прикосновения к тайне, скрытой в трагической судьбе этого отважного первопроходца, чья обширная деятельность оказалась почти в полной безвестности, несмотря на то, что его роль в деле развития всей Сибири была чрезвычайной и заслуживает особой благодарности потомков.
Судьбу Александра Сибирякова невольно разделил и ледодокольный пароход, носивший его имя и погибший в море. Он был построен в 1908 году в Глазго и назван «Беллавенчур», что в переводе с английского означает «Хорошего предприятия (удачи)». В 1914 году Россия покупает его, затем пароход переименовывают в честь известного мецената Александра Сибирякова, приписывают Архангельску и направляют на тюленьи промыслы в Белое море. В 1932 году «Александр Сибиряков» совершает героическое плавание по Североморскому пути за одну навигацию, о чем всю жизнь мечтал живший в то время в Ницце Сибиряков. Чтобы завершить поход до начала зимы, сибиряковцам пришлось сжечь в топке парохода остатки угля, деревянные части корабля и поднять самодельные паруса.
Ледокол "Александр Сибиряков"
Так мечты Сибирякова о прохождении Североморского пути за одну навигацию воплотились в жизнь в «Александре Сибирякове», ставшем легендарным символом советской эпохи освоения Арктики. Родина забыла о человеке, чье имя присвоено судну, но наградила орденом Трудового Красного Знамени ледокол. В августе 1942 года «Александр Сибиряков», символически вооруженный небольшими орудиями, принимает неравный бой в Карском море с фашистским тяжелым крейсером «Адмирал Шеер» и погибает, отказавшись сдаться. Спаслись лишь взятые в плен 17 членов команды. Мистикой овеян и другой факт из жизни ледокола «Александр Сибиряков». В ночь с 26 на 27 августа 1932 года корабль вошел в бухту Тикси и встретился с шедшим ему навстречу сибиряковским пароходом «Лена», которому было уже более полувека. При этой знаменательной встрече начальник экспедиции Отто Юльевич Шмидт воскликнул: «Крепкое судно сделали для Сибирякова в Мотале!» На что научный руководитель экспедиции профессор Визе ответил: «Меня не оставляет странное полумистическое ощущение, что в этом плавании за нами тенью следуют Норденшельд и Сибиряков! Наше плавание проходит в 100-летнюю годовщину со дня рождения Норденшельда и встречает теперь «Лену» в точке, где 54 года назад она рассталась с «Вегой» Норденшельда» (в бухте Диксон в 1878 году «Лена» оставила пароход Норденшельда, который отправился дальше на восток по Североморскому пути). Да, тень здравствующего в этот момент Сибирякова сопровождала экспедицию. Визе, как мы видим, чувствовал это. Для сибиряковцев Сибиряков давно уже умер, и о его эмигрантской жизни никто ничего не знал. Интересен и другой факт: ровно через 10 лет, в августе 1942 года, в тех местах, где «Александр Сибиряков» встретил «Лену», он встретит и немецкий крейсер «Адмирал Шеер», а с ним и свою гибель.
Миллионные затраты на финансирование экспедиций, постройку кораблей, создание тракта на Север, работы на Ангаре, благотворительность сильно сократили состояние Сибирякова. В начале XX века он отошел от активной предпринимательской деятельности и уехал из Иркутска. Жил в Ницце, Батуми, Париже, Цюрихе. Статья в журнале «Нива» за 1878 год, посвященная Александру Михайловичу Сибирякову, завершается словами, которые и сегодня звучат актуально: «В наше время почти исключительного стремления к удовлетворению узких, эгоистических интересов, редки отрадные примеры бескорыстного служения общему делу. Грандиозная цель соединения богатой Сибири с остальным миром отныне, можно сказать, осуществлена. Г-н Сибиряков, оказавший свое щедрое и энергичное содействие успеху великого дела, имеет все права на признательность своих соотечественников.
Его имя - достояние потомков».
Источник
Марина Цветаева
Добрый день, дорогие друзья моего сайта!
День рождения русской поэтессы Серебряного века, прозаика, переводчицы
"Вот опять окно..."
Помолись, дружок, за бессонный дом,
За окно с огнем!
"Не умрешь, народ!.."
Не умрешь, народ!
Бог тебя хранит!
Сердцем дал — гранат,
Грудью дал — гранит.
Процветай, народ,—
Твердый, как скрижаль,
Жаркий, как гранат,
Чистый, как хрусталь.
21 мая 1939, Париж
Генералам двенадцатого года
Сергею
Вы, чьи широкие шинели
Напоминали паруса,
Чьи шпоры весело звенели
И голоса,
И чьи глаза, как бриллианты,
На сердце вырезали след, —
Очаровательные франты
Минувших лет!
Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу, —
Цари на каждом бранном поле
И на балу.
Вас охраняла длань Господня
И сердце матери. Вчера —
Малютки-мальчики, сегодня —
Офицера!
Вам все вершины были малы
И мягок — самый черствый хлеб,
О, молодые генералы
Своих судеб!
_________
Ах, на гравюре полустертой,
В один великолепный миг,
Я встретила, Тучков-четвертый,
Ваш нежный лик,
И вашу хрупкую фигуру,
И золотые ордена…
И я, поцеловав гравюру,
Не знала сна…
О, как, мне кажется, могли вы
Рукою, полною перстней,
И кудри дев ласкать — и гривы
Своих коней.
В одной невероятной скачке
Вы прожили свой краткий век…
И ваши кудри, ваши бачки
Засыпал снег.
Три сотни побеждало — трое!
Лишь мертвый не вставал с земли.
Вы были дети и герои,
Вы всё могли.
Что так же трогательно-юно,
Как ваша бешеная рать?..
Вас златокудрая Фортуна
Вела, как мать.
Вы побеждали и любили
Любовь и сабли острие —
И весело переходили
В небытие.
26 Декабря 1913, Феодосия
"Уж сколько их упало в эту бездну..."
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все - как будто бы под небом
И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.
Виолончель, и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
- Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
К вам всем - что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?!-
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто - слишком грустно
И только двадцать лет,
За то, что мне прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру...
- Послушайте!- Еще меня любите
За то, что я умру.